В юриспруденцию он пришел не в надежде разбогатеть. Несколько лет он работал на пределе сип, получая за это жалкие гроши. И вот он достиг положения, к которому, может быть, не так уж сильно и стремился. Неужели это типичный случай осуществления Американской Мечты. Но что это за мечта, достигая которую ты ощущаешь себя виноватым?
Он почувствовал на плече чью-то тяжелую руку. Он обернулся – на него смотрело красное лицо Сэнди Лорда.
– Здорово мы тебя удивили?
Джеку пришлось с этим согласиться. От Сэнди сильно пахло алкоголем и съеденным недавно ростбифом. Это напомнило Джеку об их разговоре в “Филлморз”. Не очень приятное воспоминание. Он слегка отстранился от своего нетрезвого компаньона.
– Посмотри на этих людей, Джек. Здесь нет никого, кроме, возможно, тебя самого, кто не хотел бы оказаться на твоем месте.
– Я слегка ошеломлен. Все произошло так быстро и неожиданно. – Джек разговаривал скорее с самим собой, чем с Лордом.
– Черт, такие вещи всегда происходят неожиданно. Для некоторых счастливчиков – хлоп! – и ты из пешки превратился в дамку. Невероятный успех потому и невероятен, что его не ждешь. Но именно поэтому он так чертовски приятен. Кстати, дай пожать твою руку: ты оказал Уолтеру огромную услугу.
– Я рад, Сэнди. Уолтер мне нравится.
– Кстати, у меня дома в субботу намечается маленький междусобойчик. Там будут некоторые люди, с которыми тебе не мешало бы встретиться. Постарайся убедить свою прекрасную половину пойти вместе с тобой. Она тоже найдет там нужных себе людей. Она напористая девчонка – такая же, как ее отец.
Джек пожал руки всем компаньонам в зале, некоторым – несколько раз. В девять вечера они с Дженнифер отправились домой на ее служебном лимузине. К часу ночи они уже дважды занимались любовью. В половине второго Дженнифер крепко спала.
Джек не спал.
Он стоял у окна, наблюдая, как падают первые редкие снежинки. Зима наступала рано, хотя и не обещала быть суровой и снежной. Впрочем, Джек думал вовсе не о зиме. Он посмотрел на Дженнифер. Она, одетая в шелковую ночную сорочку, уютно расположилась на атласном белье, застилающем кровать размером с его спальню. Он поднял глаза к своим старым друзьям – фрескам. Их новый дом будет готов к Рождеству, хотя благопристойная семья Болдуинов не позволит им открыто сожительствовать до официальной регистрации. Интерьеры переделывались под неустанным надзором его невесты, чтобы соответствовать ее личным вкусам и стандартам богатства. Рассматривая лица средневековых людей на потолке, Джек внезапно подумал, что, возможно, они насмехаются над ним.
Он только что стал компаньоном в самой престижной фирме города, за его здоровье пили самые влиятельные здесь люди, и каждый из них хотел поспособствовать его и без того ослепительной карьере. У него было все. Прекрасная принцесса, суровый, но благожелательный наставник, богатый свекор, солидный счет в банке. Ощущая поддержку мощной армии бизнесменов и юристов и сознавая свои безграничные возможности, Джек никогда не чувствовал себя более одиноким, чем в эту ночь. И, несмотря на все усилия, его мысли постоянно возвращались к старому, испуганному и разгневанному человеку и его дочери, истерзанной переживаниями. Не в состоянии думать о чем-нибудь другом, он в тишине наблюдал за кружащимися в воздухе снежинками, пока небо не осветилось готовящимся выйти из-за горизонта солнцем.
Сквозь пыльные венецианские шторы, которыми было завешено окно гостиной, пожилая женщина наблюдала за въезжающим во двор темным седаном. Артрит в обеих сильно опухших коленях затруднял ее передвижения. Она постоянно ходила согнувшись, а ее легкие были безнадежно испорчены пятидесятилетней никотиновой атакой. Ее время подходило к концу, душа уже едва держалась в теле. Но ее дочь не дожила даже до этого.
Она потрогала письмо, лежавшее в кармане ее старого розового домашнего халата, из-под которого виднелись ее красные, в волдырях, щиколотки. Она знала, что рано или поздно полицейские объявятся. Это стало ясно после того, как Ванда вернулась из полицейского управления. Глаза ее увлажнились, когда она подумала о нескольких последних неделях.
– Это я во всем виновата, мама.
Ее дочь сидела в маленькой кухне, где в детстве помогала матери печь пирожные и консервировать помидоры и фасоль, выращенные на клочке земли позади дома. Она повторяла эти слова снова и снова, тяжело упав на стол, и все ее тело сотрясалось при каждом слове. Эдвина пыталась найти слова утешения, но она была недостаточно красноречивой, чтобы сдернуть саван вины, в который была завернута худощавая женщина, когда-то бывшая пухлым ребенком с густыми темными волосами. Она показала Ванде письмо, но это не подействовало. Эдвина оказалась не в сипах разубедить свою дочь.
Теперь ее не стало, но появилась полиция. И сейчас Эдвине нужно было вести себя правильно. Восьмидесятилетняя богобоязненная женщина собиралась солгать полицейским, так как не могла поступить иначе.
– Я очень сожалею о вашей дочери, миссис Брум. Слова Фрэнка показались старой женщине искренними. По изборожденной морщинами щеке скользнула слезинка.
Оставленную Вандой записку он показал Эдвине Брум, и та разглядывала ее сквозь толстое увеличительное стекло. Она посмотрела на серьезное лицо следователя.
– Не могу себе представить, что она думала, когда писала это.
– Вам известно, что в доме Салливана произошла кража со взломом? Что взломщик убил Кристину Салливан?
– Я услышала об этом по телевидению сразу же после того, как это случилось. Это ужасно. Ужасно.