И в сотый раз он не смог найти ответа на вопрос, почему же все-таки продолжает красть у богатых. Возможно, чтобы просто доказать, что может это делать.
Он еще раз посмотрел на окно квартиры Кейт. Он не был особенно ласков к ней, так почему же ей питать к нему добрые чувства? Но он не мог до конца разорвать связывающие их узы, хотя она была способна на это. Он помирился бы с ней, если бы она захотела, но знал, что этого никогда не произойдет.
Лютер быстро зашагал по улице и вскоре перешел на бег, чтобы поспеть на автобус, направляющийся к станции метро “Юнион Стейшн”. Он привык ни в чем не полагаться на других. Он был одиночкой, и ему это нравилось. Теперь Лютер ощущал свое одиночество очень остро, и на этот раз оно не казалось ему очень приятным.
Начался дождь, и Лютер смотрел на улицу через заднее стекло автобуса, который двигался к огромному железнодорожному вокзалу, спасенному от уничтожения реализацией грандиозного проекта по его реконструкции и совмещению с торговым центром. Вода стекала по стеклу и скрывала от его взгляда то место, где он только что был. Он хотел бы вернуться, но путь назад был заказан.
Он отвернулся от окна, еще плотнее надвинул на лоб шляпу, высморкался в носовой платок и, подняв брошенную кем-то газету, просмотрел заголовки. Любопытно, когда они ее обнаружат, подумал он. Когда это случится, он сразу же узнает, весь город будет знать, что Кристина Салливан мертва. Когда убивают кого-нибудь из богатых, то новость попадает на первые полосы. Известия о смерти простых людей загоняются в подвалы внутренних полос. Несомненно, заметка о Кристи Салливан будет в самом центре первой полосы.
Он бросил газету на пол и сгорбился на своем сиденье. Нужно побывать у юристов, а потом убираться как можно дальше. Автобус, монотонно гудя, продолжал свой путь. Через некоторое время Лютер закрыл глаза. Но он не спал. Ему казалось, что он сидит в гостиной своей дочери, и на этот раз они вместе.
Лютер сидел за маленьким столом для собеседований в очень скромно обставленной комнате. Стулья и стол были очень старыми и имели многочисленные царапины. Ковер на полу был таким же древним и к тому же не очень чистым. Кроме его папки, на столе находился лишь ящик с визитными карточками. Он взял одну из них и повертел в руке. “Корпорация “Юридические услуги””. Эти люди были далеко не лучшими в своей области, целая пропасть отделяла их от мощных юридических фирм в деловой части города. Выпускники третьесортных юридических школ еле держались на плаву, не имея шансов на хороший заказ, но мечтая о неожиданной удаче. Однако их мечты о солидных кабинетах, солидных клиентах и, что самое главное, солидных деньгах угасали с каждым годом. Впрочем, Лютеру не нужны были лучшие юристы. Ему требовались лишь человек с дипломом юриста и правильно заполненные документы.
– Все в порядке, мистер Уитни.
Паренек лет двадцати пяти пока еще был полон надежд и энергии. Это место было не последней ступенькой в его карьере. Он пока еще твердо верил в это. Усталое, потрепанное и морщинистое лицо мужчины, сидевшего позади него, не выражало подобных надежд.
– Это Джерри Бернс, наш старший адвокат, он будет вторым лицом, которое засвидетельствует ваше завещание. У нас есть форма письменного показания под присягой, поэтому нам не нужно будет являться в суд при необходимости подтвердить законность вашего завещания.
В комнату вошла суровая на вид женщина лет сорока пяти со своей ручкой и нотариальной печатью.
– Это Филлис – наш нотариус, мистер Уитни. – Они сели. – Зачитать завещание?
Джерри Бернс, умирая со скуки, сидел за столом, уставясь в пространство прямо перед собой и мечтая оказаться где-нибудь в другом месте. Джерри Бернс, старший адвокат. Судя по его виду, он с гораздо большим удовольствием копался бы в коровьем навозе на какой-нибудь ферме. Он смотрел на своего младшего коллегу с плохо скрываемым презрением.
– Я его читал, – ответил Лютер.
– Ну и славно, – сказал Джерри Бернс. – Начнем?
Через пятнадцать минут Лютер вышел из юридической конторы, положив во внутренний карман пиджака два экземпляра своего завещания.
Проклятые юристы, подумал он, без этих бумажек я не могу спокойно умереть. Это потому, что все законы создаются юристами. Они держат всех остальных за горло. Он вспомнил про Джека и улыбнулся. Джек не такой. Джек совсем другой. Он вспомнил о дочери, и улыбка исчезла с его лица. Кейт тоже не такая. Но она его ненавидит.
Лютер зашел в фотомагазин, чтобы купить “Поляроид” и блок кассет к нему. Он не хотел доверять кому-либо печать фотографий, которые собирался сделать. Он вернулся в отель. Часом позже у него было десять готовых снимков. Он завернул их в бумагу, положил в картонную папку и глубоко запрятал в ранце.
Лютер сидел и смотрел в окно. Лишь по прошествии часа он, наконец, пошевелился, повернулся и затем рухнул на кровать. Ничего себе, крутой парень... Не настолько крутой, чтобы безразлично взирать на смерть и не ужасаться тому, что внезапно оборвалась жизнь человека, который мог бы еще жить и жить. И в довершение всего в этом замешан президент Соединенных Штатов. Человек, которого Лютер уважал, за которого голосовал на выборах. Человек, занимающий высший государственный пост, будучи пьяным, едва не убил женщину. Даже если бы Лютер увидел, как его ближайший родственник хладнокровно кого-то убивает, это не вызвало бы у него большего возмущения и ужаса. Лютер чувствовал себя так, как будто напали на него самого, как будто эти беспощадные руки сомкнулись на его горле.